Шпилли-Вилли

Блокнот Казановы или Хождение по бабам

… Сказать, что она меня бросила, я не могу: она меня никогда и не поднимала… Сказать, что мы с ней расстались, тоже не могу: мы с ней никогда и не сходились… Сказать, что она меня не любила, значит, ничего не сказать: я ведь до сих пор не знаю, как она ко мне относилась… Сказать, что у нас был роман, тоже нельзя: не было романа, не было даже повести… Так… Маленький рассказик… Всё равно, она бы не смогла любить меня так же, как я её – любовь у неё уже была. И вообще, ей нравились мужчины, а мне – женщины…

* * *

Короче, грусть-тоска меня одолела и чтобы не околеть совсем, решил я “пойти по бабам”. Достал свой старый блокнот, сел у телефона и …

* * *

Так-так, посмотрим. Вика! Набираю номер…

– Привет, Викуля! Как дела?

– Кто это?

– Ты что, меня не узнаёшь?

– А-а, Вова, это ты…

– Какой Вова? У тебя три попытки…

– Не знаю. Если не назовёшься, я положу трубку.

– Ладно, это Лёша! Мы вместе поступали в институт.

– Ой, извини, обозналась. Ты мне так давно не звонил.

– Да, прости, дела были. Может, увидимся – тряхнём стариной.

Викуля пошутила:

– Когда будешь трясти стариной, смотри, чтобы он не отвалился. Если честно, то я не могу – делов много.

– Совсем-совсем не можешь?

– Совсем-совсем. Шесть дней работа, в воскресенье – отдых. Не до всего остального.

Поговорив ещё немного, мы попрощались.

* * *

– Алё! Лана! Это Лёша. Как дела?

– Здравствуй Лёша. Ты – подонок. Я тебя так любила, а ты…

– Ланочка, прости, я по-другому тогда не мог.

– … а ты так надругался над моими чувствами…

– О, если бы я мог всё исправить.

– Ничего уже не исправишь – прошло четыре года, я тебя почти забыла, а тут звонишь ты…

– Я могу всё изменить…

– Ничего уже не изменишь. После того, как ты меня тогда прилюдно “опустил”, сказав всё, что ты обо мне думаешь… У тебя другая была? Это та Юля, да?

– Дело не в этом…

Я положил трубку. Жизнь я ей испортил.

Мне стыдно.

* * *

Я извращениями не страдаю –

Я ими наслаждаюсь…

Вспомнил я и про ту Юлю, но звонить ей не стал: муж, двое детей. Какие разговоры и встречи? Ей и так скучать не приходится.

* * *

– Здравствуй, Марина! Как жизнь?

– Х…во!

– Совсем?

– Совсем х…во!

– А что случилось? Может, расскажешь?

– Конечно, расскажу. Приходи завтра вечером.

– О’ кей! Приду!

Вау! Жизнь налаживается!

* * *

– Привет, Оленька! – звоню я своей школьной подруге.

– Здрравствуй, Лёшшечка! – говорит она томным голосом. Хочет меня, наверно.

– Как делишки? Мы чего-то давно не виделись…

Договорились встретиться послезавтра в парке. Вау! Жизнь всё лучше и лучше.

* * *

– Катерина? Это твой любимый Лёша!

– Хай, сволочь!

– А чо так грубо.

– Да ты ж, гондон, должен на мне жениться!

– С чего бы это?

– Да не с чего, после чего… После того, что ты со мной тогда сделал… Хоть бы позвонил.

Всплыл в памяти моей один позорный эпизод. Пригласила пару месяцев назад эта Катерина меня на новоселье. Ну, я пришёл к ней…

Я прижал её к стенке и стал на колени, принявшись расстёгивать её джинсы. Они никак не давались. Покончив с ними, я стянул их вместе с трусами и моему взору предстал давнонестриженный лобок (благо хоть мытый…), покрытый длинными кучерявыми волосами.

– Я себе недавно «химию» сделала, – похвалилась девушка.

– Лучше бы ты налысо постриглась, – подумал я.

Но делать нечего: куннилингус так куннилингус…

Раздвинув складки и заросли, я добрался до клитора. Коснулся его языком – мне показалось, что я лизнул раскалённые угли. Раззадорившись, я сунул язык чуть не до матки: её плоть была суха и горяча, как пустыня Сахара. На зубах начали скрипеть волосы… Черные и кучерявые.

– Почему ты сухая? Я хочу вкусить твоей страсти! – воскликнул я, снимая с языка волосы.

– Это ты, Лёша, книжек начитался. Там пишут, как «он приник губами к её бутону, бутон раскрылся, нектар полился. Берёзовый сок. Рыбий жир. Запах сирени. Божья роса».

Меня чуть не стошнило…

Она не сопротивлялась: лежала как бревно в лесу, пока я “накидывал палки”. И так, и этак. А она хоть бы пикнула.

Я трахал её так, что пахло палёным мясом, горелой резиной и жжёными волосами с лобка, а не рыбой и не сиренью. Видать, мозоли у меня будут трудовые на члене: движущиеся и трущиеся части положено смазывать, иначе ресурс вырабатывается, а мы «всухомятку». Будь на месте Кати кукла из секс-шопа – давно бы расплавилась.

Я сладко и долго кончал: выплеснулось всё, что так долго копилось у меня на душе. Она не кончила. Девушка сказала: “Знаешь, по-моему, я фригидная…” и закурила в постели, грустно уставившись в потолок. Раскочегарить мне её так и не удалось…

Ну и какой я после этого Казанова?

Я спросил:

– Тебе хоть раз в жизни было хорошо: одной, с парнем или с женщиной?

Она ответила:

– Одной да! А потом появился Он! Мы занялись этим вдвоём. Первый блин получился комом… Было очень больно и кроваво, и я по глупости помазала всё себе там зелёнкой. Стало ещё больнее. Мои визги слышал весь дом. Соседи даже вызвали милицию. Но всё обошлось. С тех пор мне, что одной, что с кем-то – однохерственно безоргазмно.

И вот сейчас… Да я хоть с ледяной глыбой. Мне всё равно. По безрыбью и рак рыба. О, да… И раком тоже…

– Ну, вот я и звоню тебе. Ты хочешь повторения? Я купил две книги про секс. Такое тебе устрою…

– Знаешь, не стоит. Я не хочу сдавать тебе в аренду своё холодное тело.

Мне взгрустнулось…

* * *

Мастурбация – это процесс,

А онанизм – это явление…

– Мариночка, я уже иду, заваривай чай… – радостно промолвил я в трубку и засобирался: ведь надо ещё забежать в аптеку – купить кое-что к чаю…

… Я сел в кресло, она на диване. Взяв со стола кофе (чая не было) и немного отпив, я уставился на подругу в ожидании.

– Лёша, помнишь, я тебе рассказывала про Арарата, с которым собиралась встречаться?

– Да, но это ж было давно…

– Так вот, я с ним встречалась два года, даже жила у него. Мы очень любили друг друга…

“Ага! – мелькнула в моей голове зловещая мысль, – он её бросил, и она хочет, чтобы я её утешил… Я утешу! Я эт пожалуйста…”

Она продолжила:

– … Мы даже собрались пожениться…

Я изобразил удивлённое лицо:

– Ну и как?

– Так вот, пришла я как-то к его родственникам на армянский праздник (он меня пригласил) и зашла там речь о свадьбе. Его отец Христофор Арташесович взял слово. Короче, он сказал своему сыну, что у того два пути: либо жениться на своей двоюродной сестре грузинских кровей Манане, либо жениться на мне, на русской, и валить из диаспоры, достигать всего в жизни самостоятельно…

Марина встала с дивана (я поставил кофе на стол), подошла и присела на колени, обняв меня за шею. (Как я этого ждал!).

Она сказала:

– … Арарат Христофорович. Этот недоделок… Я ведь его так любила… Этот хач лохом оказался, прогнулся перед папиком…

– Уже – хач. А раньше: Араратик, любимый… Не любила ты его, наверно.

– Любила! Ты ничего в этом не понимаешь! – Марина вскочила с кресла.

– Я не понимаю? Прости. Не хотел тебя обидеть…