Донор
Мне всегда нравилась Катя, жена моего двоюродного брата, хоть мы и виделись довольно редко. Обычно - два-три раза в год, когда вся наша большая семья собиралась вместе на день рождения бабушки, дедушки или по какому-нибудь другому торжественному поводу. Катя была старше меня на семь лет. Когда она вышла замуж за моего брата, мне было всего лишь четырнадцать, а ей двадцать один, но в тоне её общения со мной никогда не было ни доли высокомерия или снисходительности. Она обращалась со мной как с равным, и это не могло не располагать. Кроме того, Катя была красива, и красива очень необычной красотой, лепту в создание которой внесла кровь разных народов. В роду у неё были грузины, евреи, хотя русские всё же преобладали. От Кавказских гор она унаследовала чёрные как смоль волосы, ясный и манящий взор, а берега Мертвого моря наделили её мудростью и умением преподнести себя. Русская же равнина перемешала всё, не забыв внести и свою долю в эту умопомрачительную смесь. В итоге, экзотическая красота Екатерины не была слишком приторной, не сразу бросалась в глаза. Она не слишком отличалась от среднеевропейского стандарта, чтобы вызывать раздражение, но в то же время выгодно отличалась от большинства окружавших её женщин. Думаю, после всего сказанного излишним будет добавлять, что я был в неё тайно влюблён.
Но время шло, я взрослел, знакомился с девушками, любил, страдал, бывал брошенным, да и сам, каюсь, бросал. Поглощённый этими интрижками, я совсем забыл про Катю. Она была просто женой двоюродного брата, просто родственницей, хотя мы и продолжали с некоторой периодичностью видеться на семейных сборищах.
История, которую я хочу поведать, как раз и произошла во время одного такого семейного сбора. Мы готовились пышно отпраздновать восьмидесятилетний дедушкин юбилей. Гости съезжались заранее, благо было время летних отпусков и школьных каникул. Катя с мужем должны были остановиться в моём доме, точнее - в доме моих родителей. У нас была просторная трёхкомнатная сталинка, не то чтобы в центре Москвы, но совсем и не на окраине. Одну комнату занимал я (на тот момент - студент пятого курса университета) , другую родители, а в третьей был кабинет отца, который он всегда любезно предоставлял гостям, если таковые появлялись. К тому же, Алексей (так звали моего двоюродного брата) и Катя были бездетны, а хлопот с двумя взрослыми людьми, как известно, куда меньше, чем с одним ребёнком. Кстати, то факт, что у таких красивых, здоровых и успешных молодых людей нет детей, удивлял всех наших родственников. Наиболее бесцеремонные даже задавали вопрос об этом им напрямую. В ответ Катя и Алексей лишь отшучивались: мол, времени нет, какие уж там дети.
Принимать гостей мои родители, если сказать честно, не очень любили, потому что те нарушали их покой и уединение. Но, будучи людьми глубоко интеллигентными и исключительно порядочными, они никогда и ничем не выражали своего недовольства. В то же время, возможность "переложить" гостей на мои плечи (если, конечно, я не возражал) , родители всегда старались использовать. В случае Кати и Алексея я был даже рад взять обязанности "няньки" на себя, ведь эти ребята мне очень нравились. Да и я, как мне казалось, тоже был им симпатичен.
Катя, как настоящая умница, имела чёткий план осмотра Москвы. Хоть она и бывала здесь достаточно часто, она не теряла любопытства к исследованию столицы нашего отечества. Алексей же был (как, впрочем, и я) немного ленив и особым рвением в этом вопросе не отличался. На один из дней Катей был назначен поход в Третьяковку. Как назло, в тот же день один из моих дядьёв позвал Лёшу в гараж посмотреть на его новую машину. Конечно, Катя была за картины, а Лёша за гараж. Было принято соломоново решение: Лёша едет с дядей в гараж, а я сопровождаю Катю в галерею. Что ж, никаких проблем.
Пол дня мы с Катей бродили по знаменитым залам и приобщались к прекрасному. Мне было стыдно, что я, москвич, знаю об этом месте куда меньше, чем какая-то провинциалка. Впрочем, никто не осмелился бы всерьёз назвать её провинциалкой. Так, живя на юге, в Ростове, Катя имела безупречное литературное произношение: её речь не была осквернена ни гортанным "г", ни диалектизмами.
Погода была чудная, и после Третьяковки мы решили немного погулять по центру Москвы. На одном из арбатских переулочков мы случайно столкнулись с моими однокурсниками Борей и Леной. Им было, как и мне, лишь по двадцать два, но они были уже три года женаты и имели годовалую дочь. Редкое явление для наших дней. Многие критиковали их за ранний брак, за то, что они не побоялись завести ребёнка, сами ещё не устроившись в жизни как следует. Но на самом деле им просто завидовали: их молодости, смелости и любви друг к другу. И вот сейчас они шли, такие юные, такие красивые и везли перед собой в коляске свою дочурку. Они ютятся в убогой комнатке в коммуналке, но всё равно счастливы. Мы остановились поболтать и я познакомил их с Катей.
Когда мы вернулись домой, Алексей был ещё с дядей, да и родители мои куда-то ушли. Я заметил, что Катя очень погрустнела, хотя ещё час назад она шутила и смеялась. Я спросил её, в чём дело и предположил, что на неё плохо действует московский загазованный воздух. Она сказала, что просто устала и хочет отдохнуть. Я оставил её одну в отцовском кабинете, а сам решил почитать у себя в комнате книгу. Вскоре из кабинета до меня донеслись звуки плача. Я пошёл на них.
Зайдя в кабинет, я увидел, что Катя уткнулась лицом в подушку и горько рыдает.
- Что с тобой? - спросил я, подойдя поближе и наклонившись.
Катя ещё сильнее заплакала. Я повторил свой вопрос таким осторожным тоном, на какой только был способен.
- Они... такие... молодые... а у них ребёнок, - от слёз Катя едва могла говорить, - а у меня... никогда не будет.
Мне стало так жаль Катю, что я сам чуть не заплакал. Я погладил её по голове а затем - не знаю, как я осмелился на это - поцеловал её щеку. Это был поцелуй брата, но не любовника, нежности, но не страсти. Катя поняла это и не стала протестовать. Она уткнулась головой мне в грудь и продолжила тихо плакать. Я понял, что ей нужно выговориться кому-нибудь.
- Почему? - спросил я. - Ты молодая, красивая, здоровая. Не верю, что ты не можешь иметь детей.
- Я могу, - ответила она, - Лёша не может. Точнее, врач говорит, что небольшой шанс есть, но пока ничего не удалось...
Катя внезапно остановилась.
- Боже, зачем я это рассказываю, - прошептала она, берясь за голову.
- Мы же родственники, - сказал я, - я тоже тебе доверяю.
- Спасибо.
Я понял, что она правда мне благодарна.
Я собрался уходить и уже привстал, когда Катя взяла меня за руку.
- Подожди, - сказала она.
Я остался, и Катя откровенно поведала мне о своих несчастьях. Ребёнка они с Алексеем тщетно пытались завести уже пять лет. Были у сотни врачей. Выяснилось, что Катя была плодородна как заливная долина, а вот у Лёши обнаружились серьёзные проблемы. Шансов было очень мало. От искусственного же оплодотворения Алексей отказывался наотрез: он ни за что не хотел бы воспитывать чужого ребёнка. Катя считала, что это конец. Я не знал, чем ей помочь. Я только сказал:
- Всё будет хорошо.
- Ты так похож на Алексея, - неожиданно для меня сказала Катя, - и внешне, и говоришь то же самое. Ни за что б не поверила, что вы двоюродные. Родные так не бывают похожи...
Я молчал. Мне было неловко.
- Помоги мне, - сказала Катя.
Я не верил своим ушам, хотя, конечно, догадывался, о чём идёт речь.
- Я не могу, - сказал я, - это неправильно.
- Это мой единственный шанс, - отрезала Катя, - так ты поможешь мне?
- Да, - сказал я, - подожди.
Я вышел из комнаты и позвонил маме. Выяснилось, что они вместе с Лёшей в гостях у дяди обмывают новую машину. Звали нас с Катей туда же, но я сказал, что мы очень устали. Выяснилось, что домой они раньше, чем через три часа не вернутся, так как дядя живёт за городом, между электричками перерыв, а машину папа вести не может, потому что выпил. Всё складывалось очень удачно для нас с Катей.
Я разобрал свой полутороспалный диванчик и постелил на нём постель. Разные девушки на нём бывали, но настоящую женщину этот диван узнает только раз в жизни - сегодня. Так думал я в тот момент.
Я вернулся в кабинет и взял Катя за руку. Отвёл её к себе в комнату. Она увидела разобранную постель и отвела взгляд. Ей стало стыдно.
- Только давай сделаем всё быстро, - сказала она с напускной деловитостью, - можно даже не раздеваться полностью.
- Нет, - ответил я, - мы должны сделать всё красиво или не делать этого вообще. Ещё три часа нам никто не помешает.
- Да, ты прав, - сказала Катя и обмякла в моих объятиях.
Я поцеловал её в губы и стал проникать своим языком туда, где находился её язык. Сначала Катя сдерживалась, но потом перестала и разрешила мне похозяйничать у ней во рту. Я делал всё, о чем мечтал в четырнадцать лет и то, о чём не мог мечтать. Я водил языком по её ровным белым зубкам, я тёрся им о её шершавый язычок. Аромат её дыхания был подобен морскому бризу, а дышала она всё более часто. Когда я расстегнул пуговицы на её блузке и проник рукой под чашу лифчика, Катя задрожала в моих руках.
- Что я делаю, Боже, - зашептала она.
Я разделался с лифчиком и перешёл к её джинсам. Снять их без помощи Кати было нелегко. Она отстранила меня и справилась с ними сама, оставшись в одних только трусиках.
- Теперь твоя очередь, - сказала Катя и стала стягивать с меня свитер.
Я разделся и повалил Катю на диван. Я осыпал всё её тело от макушки до ступней ног сотнями и тысячами поцелуев, минуя только самое заветное место, которое пока было прикрыто светлой тканью трусиков. Прежде чем избавиться от них, я уделил особое внимание холмикам Катиных грудей, небольшим, но таким изящным. Их розовые наконечники затвердевали от прикосновений моего языка. Я медленно спускался ниже, а когда дошёл до цели, Катя слегка приподнялась, чтобы помочь мне избавиться от последней преграды. Я поцеловал низ её живота и стал очень аккуратно раздвигать в стороны её стройные ножки. Моему взору предстало истекающее влагой отверстие. Я поцеловал его, вызвав у Кати лёгкую дрожь, а затем прикоснулся к нему языком. Вкус был терпким и слегка солёным. Мне нравился он. Я проникал языком так глубоко, насколько мог, в Катину щёлку, а мои руки в это время теребили её грудь. Затем я занялся её клитором и вскоре довёл её языком до оргазма. Когда Катя кончала, она тихо постанывала и крепко, до боли, сжимала мои руки.
- Не надо больше, прошу, - взмолилась Катя.
Её мучила совесть, и я решил её пощадить.
Катя потянула меня вверх, как бы приглашая войти в себя, но я пока не хотел этого.
- Разве ты не сделаешь для меня то же самое? - спросил я.
- Хорошо, - услышал я в ответ.
Я лёг на спину, а Катя взяла своей изящной ручкой моё достоинство. Она играла с ним одной рукой, а другой сжимала мои яички. Это было божественно.
- Теперь отвернись, - сказала она, - или закрой глаза.
Я понял, что она стесняется, и выполнил её просьбу. Сделав это, я оказался в пучине наслаждений. Такого я не испытывал никогда, ни до, ни после. Её рот творил чудеса. Я открыл глаза и увидел прелестную Катину головку с пышной копной чёрных волос, ритмично двигающуюся с единственной целью - сделать мне приятно. Оценив зрелище, я вновь предался наслаждению.
Когда настало время, я позвал Катю наверх и, поцеловав в губы, поблагодарил. Я вновь осыпал её тело поцелуями, чтобы подлить масла в чуть угасший огонь её страсти. Это мне очень быстро удалось.
И вот, наконец, я вошёл в неё.
Что бы там ни говорили, но самая лучшая поза - та, которую называют миссионерской. Именно в ней женщина может по-настоящему отдаться мужчине, а мужчина по-настоящему овладеть женщиной. Именно это мы и делали: Катя отдавалась, я овладевал.
Ну а когда момент подошёл, мне не пришлось трусливо избавляться от драгоценного семени, роняя его куда угодно, но только не на плодородное поле. Нет, Катя получила все без остатка. Она чувствовала, что наполняется чем-то очень важным, и в этот момент будто расцвела. Мы полежали в обнимку ещё минут двадцать, а потом Катя встала, оделась и ушла в отцовский кабинет. Мне хотелось её остановить, но я не знал как. Я знал, что она не моя.
Вышло так, что в следующий раз я увидел Катю только через год. После своего последнего визита они с мужем почему-то стали пропускать семейные собрания. Но, наконец, один прискорбный повод всё-таки собрал всю семью в полном составе. На этот раз в Ростове. Это был родной город дедушки, и по завещанию его должны были хоронить именно там.
Мы с родителями пришли к Кате и Алексею в гости. Дверь нам открыл Алексей, а Катя стояла с младенцем на руках.
- Как! Почему вы нам не сказали? - удивлялась моя мать.
- Хотели сделать всем сюрприз, - ответил Алексей.
- Сколько же ему? - продолжала она.
- Ей, - поправил её Алексей, - ей три с половиной недели.
Я стал напряжённо считать. Я понимал, что это должен был быть мой ребёнок, но сроки не сходились. Если мы были с Катей близки чуть меньше года назад, то рёбёнку должно быть уже два с половиной месяца. Или я чего-то не знаю о детях?
Я мучительно искал способ остаться Катей наедине, а она будто избегала меня. В конце концов, мне удалось поговорить с ней с глазу на глаз.
- Я знаю, о чём ты хочешь спросить, - сказала она. - Леночка - не твоя дочь. Она Алексея. У нас всё-таки вышло. А тогда с тобой - нет.
- Наверное, это судьба, - только и сказал я.