Шпилли-Вилли

Наказание и искупление. Часть 2

- Капитан! - Коля Лакки осклабился в привычной манере. - Где я - и где правозащитники? Никуда я не побегу. На пацана отвечу!

- Серьезная клятва! - без иронии подтвердил Бабаков. Обратился к коллеге: - Когда Коля так говорит - он слово держит.

Встал, прошелся по кабинету. Оказавшись рядом с преступником, ухватил его за плечо:

- Ну что, рыжая бестия? Может, впрямь, всыпать тебе горячих - да отпустить? На этот раз? Или все-таки - в ИВС, по закону?

Коля, совсем уж пунцовый, обреченно вздохнул:

- Не надо по закону! - все-таки нашел в себе силы усмехнуться: - Готов понести наказание на месте!

Бабаков раскинул руки:

- Ладно, раздевайся.

- Совсем? По спине, что ли, пороть будете?

- Нет, - ответил Бабаков. - Пороть мы будем по жопе. Но ты раздевайся догола, для пущего воспитательного эффекта.

Он явно что-то задумал. Коля Лакки, пожав плечами, принялся стаскивать с себя одежду, кидая вещи в кресло. Через минуту он стоял посреди кабинета в первозданном облике. Нагая белизна его кожи ныне была прикрыта лишь веснушками и родинками, обильно разбросанными по телу.

- Мне куда-нибудь лечь? - с неловкой ухмылкой спросил он.

- Погоди. Пока - вот так и стой. Лицом к двери, руки по швам, - майор Бабаков подошел к столу, потянулся к телефону - и тот вдруг сам зазвонил.

- Да?

:

- Подопечный твой? У нас, у нас.

:

- Воспитываем. По-свойски.

:

- Как? А ты в гости заходи, посмотришь.

Положив трубку, улыбнулся Тихомирову:

- Прикинь, я только собирался Ленку пригласить - а она сама проявилась. Беспокоится, как тут у нас ее: питомец, - он повысил голос: - Слышишь, Коля! Старший лейтенант Панарина Елена Георгиевна - о тебе беспокоится. А ты ее подставляешь. И потому - она тоже будет присутствовать при экзекуции. Пусть видит, как ты, голый и жалкий, извиваешься под розгами, да визжишь и молишь о пощаде! Она столько от тебя хлебнула, что заслужила право на такое шоу!

Коля Лакки ответил не оборачиваясь, с отчасти вернувшимся шалым высокомерием:

- Пощады просить - это хуй дождетесь!

- Нда? Отчего же? Попросишь - пощадим: - Бабаков на пару секунду задумался, что-то прикидывал в уме. И выдал условия экзекуции: - Давай так! Вот я сейчас напишу на бумажке число. Это - число ударов, которые, на мой компетентный взгляд, заработала твоя ушлая и насквозь криминальная задница. Ты его знать не будешь. Но можешь в любой момент сказать "Стоп!" И сечь тебя перестанут. И мы посмотрим на эту бумажку. Если ты уже столько получил, сколько там обозначено, - гуляй, свободен. А нет - в камеру. Идет?

Бабаков заметно вдохновился своей творческой затеей. Возможно, под этим казенным пиджаком пропал выдающийся организатор детских утренников: где-нибудь в Англии времен Чарльза Диккенса.

Коля нахмурил свое легкомысленное веснушчатое лицо. Уточнил:

- А если вы там, тысячу, скажем, нарисуете?

Бабаков развел руками и добродушно пробасил:

- Что мы - звери, что ли? Нет, меньше сотни - точно.

Послышался деликатный стук в дверь.

- Войдите!

Вошла молодая женщина. На вид - вовсе девушка, немного за двадцать, хотя строгая форма старшего лейтенанта прибавляла ее облику зрелости. Но при этом - нисколько не скрывала форм самой девушки. А они были впечатляющими. Тонкая, осиная талия, убийственная для слова "целибат" в голове священника. Высокая упругая грудь, от вида которой и под епископской митрой взметнутся нечестивые мысли, и это будет не единственное, что взметнется у епископа. И такие изящные ягодицы, чья безупречность лишь подчеркивалась форменной юбкой, что даже лик самого благочестивого кардинала зарделся бы в тон облачению. В довершение портрета, девушка была жгучей брюнеткой с демонически красивым смугловатым лицом и выразительными глазами редкой, "каннской" лазурности.

Когда она вошла, несчастный преступник невольно прикрыл свой срам. Но майор Бабаков был неумолим.

- Команда была - руки по швам! - рявкнул он. - Пусть Елена Георгиевна видит все - и пусть тебе будет стыдно перед ней! - и уже гостье: - Лен, прикрой дверь и поверни там ручку.

Старший лейтенант Панарина усмехнулась с задорным холодком:

- Ну что, засранец, попался? Влип уже по-настоящему?

Пристыженный Коля молчал.

- Ага! - подтвердил за него Бабаков. - И влетит ему не по-детски:

Он распахнул окно, в кабинет ворвались прохладный вечерний ветер и напруженные ветви вербы, давно ломившиеся в стекло и лишь ждавшие, когда их впустят.

- Вот и сгодилось это чертово дерево! - сказал капитан Тихомиров.

Бабаков немного повозился с настырной вербой и пожаловался:

- Прутья гибкие, не ломаются. Ножик бы?

- В кармане куртки, - подал голос приговоренный, силясь сохранить остатки невозмутимости.

- Охуеть! - поразился Бабаков, щелкнув выкидным лезвием. - Охуеть, как Митрич задержанных досматривает! А ствола у тебя, случаем, нет при себе?

- Нет. И ножик - так, игрушка.

- Ну, игрушка не игрушка, а остренький, - оценил майор, быстро нарезав с полдюжины прутьев, по метру каждый. - Так! Поворотись-ка, сынку!

Коля развернулся.

- Подойди к столу.

Коля подошел.

- Значит, начинаем утреннюю гимнастику! - ухмыльнулся Бабаков. - Первое упражнение. Возьмись двумя руками за край. Отступи на пару шагов и ляг грудью на стол. А потом отступи еще - и повисни на руках. Корпус держать прямо.

Паренек послушно исполнил предписание милиции, и его худое мальчишеское тело распростерлось диагонально над полом.

- Молодец! - похвалил Бабаков и кивнул капитану Тихомирову: - Ну что, бери прут, Антон, да и поехали?

Громко обратился ко всем:

- Напоминаю: драть мы будем, пока пацан не скажет "хватит". Игра у нас такая. В "очко". И его окрестности:

Капитан Тихомиров гыгыкнул "в полглотки", сдерживаясь при даме.

- А если он сразу скажет "хватит"? - полюбопытствовала Елена.

- Есть риск в тюрьму угодить. Все дело - в волшебной цифре, - Бабаков указал на листок, лежавший как экзаменационный билет, заветным номером к столу.

Тихомиров, приняв розгу, помахал ею, извлекая из недовольного воздуха злобный свист. Потом, почувствовав прилив воспитательного инстинкта, пощекотал кончиком прута рыжеватые Колины вихры. Осведомился:

- Что, уже страшно?

Тот поворотил страдальческое лицо:

- Командир, ближе к теме!

- И то верно, - Бабаков, встав по другую сторону от разложенного навесу голого мальчишки, кивнул Елене: - Ты считать будешь. Вслух.

И, плавно взмахнув розгой, бросил руку вниз. Лоза обрушилась с сердитым свистом. С отрывистым "чмоком" перечеркнула безмятежную белизну грешной задницы первой розовой полосой. Будто самолет, пролетавший над Антарктидой, разлил бочку с красным вином. Так почему-то подумалось Елене. Колина Антарктида сейсмически содрогнулась, он с усилием втянул воздух сквозь сомкнутые губы: "Вссс!"

Елена громко объявила нейтральным дикторским тоном: "Раз!" И тотчас открыла рот для "Два".

Ибо едва розга Бабакова соскользнула с объекта своей агрессии, немилосердно продавив юную плоть, как взметнулся карающий прут капитана Тихомирова.

Коллеги работали слаженно, как богородские медведи. Секли ритмично, хлестко и неумолимо методично. Елене даже подумалось, что этот случай не первый в их практике и они имеют опыт подобного рода увещевания малолетних правонарушителей.

Коле же, скорее всего, ни о чем не думалось. В те роковые секунды, отмеряемые свистом розог, их смачно-хищным цоканьем по коже да его "всссСС", всс-ссё более сс-ссуетливым и ссс-сстрадальческим, сознание его всецело переместился в то место, которое, собственно, испытывало сейчас наиболее ощутимое воздействие реальности. Для философских измышлений это место годится мало.

На цифре "восемь" Еленин голос чуть дрогнул - в унисон с особо громким Колиным "всс-Ы", в котором впервые проклюнулась гласная. Паренек дернулся, покачнув массивный начальственный стол. На девятой розге он вскрикнул в голос, а на десятой - его подрагивающие колени подогнулись, опустились на пол.

- Ладно, передохнем! - объявил Бабаков.

Десять полос на тинейджерской заднице быстро вздувались, наливались лиловеющей болью.

- А может, там "5" на бумажке написано, а, Коль? - не без мрачного ехидства вопросил Бабаков.

- От вас дождешься! - сипловато усомнился тот. Попросил: - Слышь, начальник! Можно, я хоть материть вас буду?

- Да на здоровье! - великодушно разрешил майор.

А капитан Тихомиров добавил:

- Чего новое о себе - хрен мы от тебя услышим!

Бабаков взял свежую розгу. Тихомиров последовал его примеру. Эта "смена реквизита" не ускользнула от напряженного Колиного внимания. В его зеленых глазах промелькнула арифметическая выкладка: "На каждую розгу - по пять пришлось. Всего шесть их, розог. Значит, не больше тридцати?".

- Вербы за окошком - еще много! - "утешил" Бабаков, уловив ход мыслей жертвы.

- Там кровь у меня есть? - почти без эмоций поинтересовался Коля.

- Пока нет. Но будет обязательно, - "обнадежил" майор. - Если, конечно, не скажешь "стоп-игре".

- Не скажу. Давайте, фаш-шисты!

- Тогда приподнимайся обратно. А то нам неудобно: низко слишком твоя жопа.

Снова засвистели лозы. Снова послышался спорый, будто испуганный Еленин счет: теперь она уже не пыталась изобразить из себя диктора. Одиннадцать: Двенадцать: Тринадцать: - И Колина хриплая яростная ругань: "Ур-роды... Ы: бля! ... козлы-Ы: бля: па-А-азорные:

Четырнадцать: - ПидаррАссы! - Пятнадцать: - СсУки драные - Шестнадцать: - вЫблядь муссорсс - Семнадцать. . - муссорская! - Восемнадцать! - СРАНЬ-МЕНТОПИЗДИЩЕНСКАЯ-СЕРО-МУДО-ЕБЛОМУСОР-ХУЙ-ВАМ-В-РЫЛО-СУКИ-БЛЯДИ!

Последний титул был озвучен почти без запинки на двух ударах, завершающих серию. Удары вышли почти синхронными, и видимо, потому особенно подхлестнули, в буквальном смысле, Колино вдохновение. Оно было оценено по достоинству.

- Как-как? - посмеиваясь, переспросил Бабаков. - СРАНЬ-МЕНТОПИЗДИЩЕНСКАЯ-СЕРО-МУДО: черт, не запомнить. Записать бы, а? Коль, не повторишь?

- Да пошел ты, хуйло легавое! - в интонациях страдальца слышалась свирепость на грани слез.

- Сейчас еще всыплем - еще не так завернет. Сергей Шнуров отожмется! - сказал образованный Тихомиров, не боявшийся подставлять свои капитанские уши под новые культурные веяния.

- Кстати, коллеги, - заметил Бабаков, - обратите внимания: эту пафосную тираду он выдал, когда мы стеганули его одновременно. Может, имеет смысл так и сечь?

- Попробуем, - согласился с шефом Тихомиров, чтивший субординацию.

Теперь на измученной Колиной заднице явственно проступала сукровица. Заметив это, Елена зябковато подернулась и сказала:

- Ребят, а может, хватит с него?

Бабаков улыбнулся широко и ласково:

- Леночка! Так все ж в его руках! Коль, а Коль? Скажи: "стоп"! Я ж не мог больше двадцати прописать тебе. Честно!"На пацана отвечу".

- Еблан ты, а не пацан, - сказал Коля уже более спокойным, но оттого еще более ненавидящим голосом. - И чмо по жизни. В генералы выбьешься - а чмом останешься. И ты это знаешь. Ага?

- Ну, ты несправедлив: - попробовал Тихомиров вступиться за начальника. - Еблан бы тебя на кичу без разговоров отправил, и:

Но его прервал сам майор, устало махнув рукой:

- Да ладно! Ты бы на его месте еще не такого нагородил.

- Хорош пиздеть! - приказал вдруг секомый, решивший взять на себя роль распорядителя своей экзекуции. И решительно оторвал от пола колени, снова растянувшись в воздухе.