Шпилли-Вилли

Собеседование. Часть 9

Алена только насмешливо улыбнулась в ответ. Разумеется она была намного сильнее меня. Все мои попытки вырваться из ее рук ни к чему не привели - Алена только сильнее задрала мне ноги. Чувствуя себя в этой позе полностью беззащитным, я горько заплакал.

- Как удобно ты его держишь, - улыбнулась Наташа, - Даже нагибаться не надо.

Я с ужасом осознал, что в отличие от сидевшей на корточках Насти, которую хоть как-то скрывали кусты, Алена продолжала стоять, держа меня на уровне груди. Заметив, как на нас оборачиваются другие обитатели пляжа - в основном молодые мамы с малышами - я густо покраснел от стыда.

- Уси-муси-пуси! - хихикнула Наташа, коснувшись пальцами моих яичек.

Вздрогнув от острой щекотки, я непроизвольно расслабился и чуть не пустил струйку.

- Попробуй пониже, - подсказала Настя, бросив быстрый взгляд мне между ног.

- Вот тут, за яичками? - улыбнулась Наташа, снова принявшись меня щекотать.

- Ага, походи пальчиками между мошонкой и дырочкой в попе.

- Сейчас походим, - хихикнула Наташа, - Топ-топ-топ. А теперь побегаем. О, как сразу занервничал. Похоже у него тут самое щекотное место.

Дрожа всем телом от нестерпимой щекотки, я из последних сил боролся с острым позывом писать.

- Что, Сашуля, нравится дрыгать ножками? - насмешливо улыбнулась Наташа, продолжая меня щекотать, - А писять мы когда будем?

- Сейчас пописает, - уверенно сказала Настя.

- Ага, все признаки налицо, - усмехнулась ее старшая сестра, - Даже мне отсюда видно.

- Что видно? - вопросительно обернулась на Оксану Наташа.

- Как что? Его письку, - засмеялась Оксана, - Заметила, как она напряглась?

- Действительно немного надулась, - хихикнула Наташа, - А как дергается. Сережина пипетка тоже перед пописом скакала.

- Скажи, как у мальчиков все просто определяется, - усмехнулась Настя, - Продолжай щекотать. Сейчас мигом пустит фонтан.

Снова щекотно потрогав мне мошонку, Наташа резко отдернула руку после моего громкого пука.

- Может он хочет по большому? - ухмыльнулась она, - Интересно, щекотка с большими делами тоже помогает? Что будет, если пощекотать ему дырочку в попе? Только не пальцем, - 12-летняя девочка брезгливо поморщилась, - А скажем, травинкой.

Наташа осмотрелась по сторонам и нагнувшись, сорвала пушистую травинку.

- Ого! - улыбнулась она, коснувшись травинкой моей чувствительной дырочки, - Смотрите, как начал дергаться.

Я задрожал от нестерпимой щекотки.

- Так интересно, - хихикнула Наташа, - Сжимается и разжимается.

- Его маленькая дырочка? - улыбнулась Настя, - И вправду прикольно. Кстати, у тебя обе руки свободны. Сорви вторую травинку.

- Ну что, Сашуля? - обратилась ко мне Наташа, сорвав еще один ковылек, - Покакаешь ты или нет, я не знаю, а вот фонтанчика твоего мы уже заждались.

В отличие от Наташиных пальцев травинки были намного щекотнее. Одной девочка дразнила мне дырочку в попе, а второй водила по мошонке.

- Так прикольно крутит попой и пытается увернуться, - засмеялась Наташа.

Разумеется полностью открытый между ног, я никак не увернуться от травинок.

- Пись-пись-пись, - начала приговаривать девочка и я, не в силах больше терпеть острый позыв, пустил сильную струю.

- Вот это фонтан! - засмеялась Настя.

- Наконец-то! - донесся до меня мамин голос, - А как только что всех уверял, что не хочет по маленькому.

Взрослые дружно засмеялись. Я продолжал вовсю писать, слушая их снисходительное обсуждение моей струйки. Хотелось провалиться под землю от стыда.

- Все? - улыбнулась Наташа, когда я прекратил писать, - Сейчас проверим.

Пушистая травинка снова скользнула мне за яички и я, вздрогнув от нестерпимой щекотки, тут же пустил тонкую струйку.

- Надо пописять до конца, - сказала мне 12-летняя девочка, продолжая меня щекотать.

Наташа мучила меня щекоткой еще пару минут, заставляя брызгать из письки короткими струйками.

- Хватит! - сжалилась надо мной Настя, - Посмотри, ему уже нечем писать.

- Почему? До сих пор из писюльки брызгается, - возразила Наташа, тем не менее прекратив меня щекотать, - Правда по большому так и не сходил.

- Просто дразнить дырочку мало, - сказала Оксана, - Вот если б померила температуру...

- В попе? - уточнила Наташа

- А где еще? - улыбнулась Настя, - На Сережу действует безотказно. Правда, Оксан? Особенно если термометр намылить.

"Разумеется, сейчас и термометр найдется" - с тяжелым вздохом подумал я, но таинственная создательница моего мира решила меня пощадить.

После головокружения и темноты в глазах меня ждала новая обстановка и новый возраст. Так, от одной ситуации к другой, и приходилось мне жить в этом странном мире, населенном курносыми девушками и маленькими мальчиками. К головокружениям, темноте в глазах, и другим сопровождающим смену обстановки неприятным ощущениям я кое-как привык - но не к унизительным ситуациям, в которые меня постоянно ставила загадочная женщина-режиссер. Самое обидное, как только я начинал приспосабливаться к новой обстановке, она ее тут же меняла.

Напоминало все смену декораций во время спектакля: закрывается занавес, гаснет свет и в кромешной тьме слышна возня за сценой. Через полминуты открытие занавеса - и совершенно другая обстановка. Разумеется я вместо возни за сценой слышал загадочный голос "режиссера" - фразы типа "Кстати... " или "Ах да, совсем забыла, что... ". Приводили эти "кстати" и "ах да" к ситуациям, которых я ожидал меньше всего. И разумеется перезагруженным "воспоминаниям". Подсознательно я знал, что они были искусственными, но логически ничего объяснить не мог. Мое логическое мышление было на уровне моего нового - детсадовского возраста. Не говоря уже об эмоциях.

Постепенно я начал замечать, что мой возраст перестал меняться. И смены обстановки похоже закончились. "Режиссера", которой принадлежал загадочный голос "за кадром", явно удовлетворял конечный результат. Я решил провести инвентаризацию своих новых "воспоминаний", пытаясь понять мир, в котором мне предстояло жить. Мне было 7 лет. Маме - 25. Папы не было - возраст мужского пола был ограничен четвертым классом. Возраст женского был от 12ти до 35ти. Откуда брались дети, кто строил дома и пек хлеб, "режиссера" моего мира похоже не сильно волновало. Все это безусловно было, но где-то "за кадром".

Относились взрослые ко мне в семь лет, как к ясельному малышу: если ходить на горшок, то у всех на виду, подмывания и купания при посторонних - добровольных помощниц у мамы всегда хватало, на пляже только голышом... Не говоря уже, как со мной обращались детские врачи и медсестры в поликлиниках и больницах - для них вообще не существовало разницы между годовалыми и семилетними. И такие же бесцеремонные детсадовские воспитательницы с нянечками. Школьный персонал оказался ненамного лучше. Практически любая взрослая обитательница этого мира могла под благовидным предлогом раздеть меня догола. Разумеется 12-летние девчонки тоже считали себя "взрослыми".

- О чем задумался? - послышался мамин голос.

- Ни о чем! - раздраженно ответил я.

- Перестань мне грубить! - строго скала мама, - И почему молоко не пьешь? - мама кивнула на стоящую передо мной большую чашку с молоком, - Булочку сразу съел, а к молоку даже не притронулся.

- Там пенка! - пожаловался я.