Светлое

С этим человеком мы попали на очень неудачный рейс. Было две непредвиденных посадки "по метеоусловиям" , а теперь что-то случилось с нашим самолетом, предстояла перерегистрация на другие рейсы. Дальше нам лететь на разных самолетах. Игнорируя очередь, какой то амбал-мордоворот попытался пробиться вперед. Мой сосед осторожно взял нарушителя порядка двумя пальцами за руку.

- Мужик, успокойся.

Амбал обнял свою руку, как малого ребенка, и, согнувшись в три погибели, побрел в неизвестном направлении. Прямо скажу, этот небольшой мужичек в потрепанной куртке меня заинтересовал. Мы разговорились. Оказалось, что оба возвращаемся из отпуска без копейки денег - нашего совместного капитала хватило на бутылку минеральной воды. Мой спутник назвался командиром Особого отдельного десантно-диверсионного батальона. Холодные внимательные глаза его были даже неприятны. Из чистого пижонства, я сказал что-то по-английски. В ответ он разразился длинной тирадой, в которой я не понял ни одного слова.

- Это ты по-каковски? - спросил я.

- Техасский диалект - пожал плечами мой собеседник.

Поскольку мы виделись в первый и последний раз и не знали друг друга даже по имени, разговор шел свободный. Полученной в нем информацией никто из нас не мог злоупотребить. Помянули Кабул, где и я побывал, Чечню и Дагестан. Короче прошел человек согласно поговорке "Крым и рым разных мест". Говорили мы по Керолу "и о королях, и о капусте". Как-то случайно разговор затронул юношескую влюбленность. Мой диверсант вдруг оживился, глаза его потеплели:

- Случилась со мной такая история, когда был школьником десятого класса. В нашей школе тогда появилась молоденькая училка - сразу из пединститута и в наш класс. Звали ее Анна Александровна, а ученики между собой называли просто Анечка. Мы были обычными великовозрастными балбесами, тискали на лестничных площадках одноклассниц, а потом на перегонки сочиняли про них разные гадости. И вдруг мы целым классом безответно влюбились в нашу Анечку! Мы бредили ей, ревновали к физруку, который начал за Анечкой активно ухаживать. Не знаю, что грезилось другим ребятам, но мне она часто снилась.

В этих снах повторялась одна и та же картина. Я в какой то комнате, а передо мной стоит Анечка в голубеньком купальнике бикини. Стройная фигурка неземной красоты. Она кладет руки на резинку трусиков и спускает их до колен: А дальше трусики сами падают на ее щиколотки, и теперь она стоит со спутанными ножками. Анечка улыбается мне смущенной улыбкой и за эту улыбку я готов хоть сейчас с гранатой под танк или грудью на амбразуру пулемета.

Я делаю шаг вперед, и моя рука ложится на плоский животик Анечки. Рука скользит вниз по гладкой коже до треугольника волосиков, который я даже мысленно, даже во сне не могу назвать "лобок". В моих мыслях я называю это место "между ножек". Спуститься ниже было бы святотатством, которое разрушит красоту моего мира. Потому, коснувшись крайних волосиков, рука поднимается вверх, ласкает пупок и повторяет тот же путь. Неожиданно для меня, Анечка немного поворачивается. Как сказал бы ненавистный физрук "полоборота направо". Теперь моя вторая рука может лечь на ее талию, как во время танца. И отсюда она спускается ниже на восхитительную попку Анечки, скользит по ее изгибу до того места, где начинаются ножки, и возвращается на талию.

Я не мну ее, не тискаю, не пытаюсь ущипнуть, как ущипнул бы за попу зазевавшуюся одноклассницу. Я глажу тело любимой. Я ЛАСКАЮ ЕЕ. Больше мне в этот момент ничего не надо. Все золото мира не заменит мне восхитительного бархата кожи и изгибов девичьего тела.

Моему собеседнику объявили посадку, а я сидел и думал. В армии этот человек выполняет самую грязную (но необходимую!) работу. В многочисленных "зачистках" он был не по локоть в крови, а по самые уши. Но я уверен, что в тех же зачистках он пощадил жизни десятков человек.

И эти люди сейчас живут только потому, что в его молодости была ЛЮБОВЬ по имени училка Анечка.